КТО ВИНОВАТ, ЧТО ПИСАТЕЛЬ, ВОСПИТЫВАЮЩИЙ МИЛЛИОНЫ СОВЕТСКИХ ДЕТЕЙ, НЕ УДЕРЖАЛ ОТ БЕЗУМИЯ ДОЧЬ?
22 августа родился писатель Леонид Пантелеев (1908-1987).
Не знаю, как обстоят дела нынче, а в моем детстве Пантелеев был для прочтения если не обязателен, то желателен. Его книжки «Честное слово», «Буква «Я» (с неподражаемым «тыблоком») ребенка просто окружали. Меня Пантелеев раздражал морализмом, тенденцией, что из рассказов прямо вопияла. Но «Республику ШКИД», первую вещь Пантелеева, которую он написал в соавторстве с Григорием Белых, я перечитывал много раз.
А вообще позиционирующий себя знатоком детской души, воспитывающий миллионы советских ребят Пантелеев потерпел горькое поражение в воспитании собственной дочурки, причем непонятно — он ли в этом виноват? Или советская атмосфера подкачала? Или природа сама?
Для женитьбы Пантелеев созрел в 46 лет. Его избраннице — грузинке Элико Кашия – было чуть меньше (41 год). В свое время она потеряла в блокадном Ленинграде ребенка, мальчик прожил 11 дней.
В 1956 на свет появилась Маша Пантелеева.
Источник сведений о первых пяти годах ее жизни — родительский дневник Пантелеева, изданный в виде книги «Наша Маша». Уже на первых страницах немолодой отец ставит перед собой цель воспитать хорошего человека и отдает отчет в трудностях, которые предстоят.
«Родители мы немолодые.
Опыта нет.
Ребенок единственный.
Материальный достаток — выше среднего. («Трудность» эту можно конечно, взять в кавычки, но в неопытных руках материальный достаток и в самом деле может очень быстро превратиться в недостаток, так как с его помощью еще легче избаловать и испортить ребенка.)
Мы не знали, что очень скоро в дополнение к перечисленным помехам появятся и другие. Что у девочки будет не очень хорошее здоровье и что это печальное обстоятельство помешает ей своевременно войти в детский коллектив.
Таким образом, возникали новые барьеры.
Домашнее воспитание.
Почти постоянное пребывание в обществе взрослых.
Отсюда — бедность и односторонность жизненного опыта.
А там, впереди, ждали нас и совсем уж неожиданные вещи: то, что называется характером, — врожденные, унаследованные его черты и свойства».
«Наша Маша» классная книжка, однако из нее невозможно понять, что же случилось с девочкой? Какие такие проблемы со здоровьем заперли ее в мире взрослых, лишив ясель?
Из книжки встает образ веселой, с фантазией, сердобольной, энергичной, упрямой девочки с повышенной нервной возбудимостью. В три года эта возбудимость начинает настораживать. Маша «боится петухов, кур, муравьев, мух, автомашин, коров, лошадей, бабочек, стрекоз…»; боится оставаться в комнате одна; боится взять на руки котенка.
И катастрофическое одиночество. Маша окружена теплотой родителей, но ведь те занятые люди и вот Пантелеев застает дочь, которая сама с собой играет в прятки. Результат? В пять лет Маша социально не адаптирована; она не в силах уяснить правила командных игр (даже простейших типа салок); не понимает механизма стояния в очередях. Когда семья выехала в Дубулти и «вперые ночевала она не дома, а в поезде, впервые услышала чужую речь, впервые попала в большой коллектив детей», то все закончилось нервным расстройством.
Приближалась школа. К ней Машу начали готовить загодя. Отец занимался с девочкой каждый день, пытаясь по мере сил воссоздать реальные декорации школьного обучения.
«Играли в школу, Машка была одной из учениц, остальные были воображаемые. Среди них: Надя Симпатулина, Володя Иванов, Гога Гогоберидзе…
Маша, когда разыграется, видит этих своих однокашников-невидимок. Краснеет, когда не может ответить, а те отвечают (я их громко, во всеуслышание хвалю)».
Декорации треснули перед действительностью 1 сентября 1963, едва Маша переступила порог класса. Учительница просила первоклашек прочитать наизусть любимое стихотворение на заданную тему. Маше досталась тема — «Космонавты». Маша продекламировала ни к селу «Царскосельскую статую» Пушкина. Учительница сказала родителям: «Она у вас немножко с вывихом».
Как протекали школьные годы Маши неизвестно. Как они закончились ясно из переписки Пантелеева с Лидией Чуковской. В восьмом классе (шел январь месяц) врачи рекомендовали девочке взять академический отпуск, отдохнуть, а осенью заново начать курс восьмого класса. Маша категорически этому воспротивилась и все-таки закончила восьмой, хотя, по мнению Пантелеева, было сделано все, чтобы завалить ее на выпускных экзаменах. В девятый класс родной школы ее не взяли, сказав матери: «Вам не нравилась наша школа, ну вот — пусть и учится теперь в другой».
В другой школе оказалось не лучше. В процессе обучения ей вдруг придали торговый профиль, с обязательной практической работой в магазине (что-то типа УПК).
Пантелеев жалуется Чуковской:
«Сегодня она училась в школе только два часа. Остальное время торговала в магазине, в бакалейном отделе. Вернулась бледная, измученная, с серыми губами и — в белом колпаке и кителе.
Впечатления дня?
Очень трудно взвешивать вермишель».
По окончании средней школы Маша оказалась на распутье. Сама она хотела стать актрисой. Предпосылки? Девочка хорошо представляла знакомых, у нее был номер «Эстонка в кафе», вызвавший восторг у Анны Ахматовой. Но даже любящий отец отмечал отсутствие у дочери голоса, слуха, умения танцевать, а это при поступлении на актерский факультет вещи не последние. Сама Маша не понимала, как выдержит такой предмет как фехтование.
Поступила она в педагогический институт имени Герцена.
Но и там учиться не смогла.
В 1977, по словам Пантелеева «после вирусного гриппа у нее началось нейроинфекционное заболевание. Полтора года она провела в нервнопсихиатрической клинике».
Папа выводил расстройство дочери из раздвоения, которое верующая Маша испытывала в атеистической советской среде. В книге «Верую!» он позволил себе такой пассаж:
«Маша стояла обедню, молилась, а потом возвращалась в Ленинград, шла в школу и — не могла, некому и нельзя было рассказать о самых ярких летних своих впечатлениях. Вот и надламывалась из года в год, изо дня в день молодая душа.
Дистрессов хватало и без того в Машиной жизни, но этот разлад был, я уверен, сильнейшим.
…
Безбожники скажут: исковеркали душу девушки.
Нет, уважаемые, это вы исковеркали, это с вашей помощью она оказалась в Бехтеревском институте. Двойную жизнь она столько лет вела по вашей, а не по своей и не по нашей вине».
У Лидии Чуковской была своя версия. В письме к Давиду Самойлову она говорит, что Маша заболела, не попав в театральное. Именно из-за этого «боится людей, не может одна пройти по улице, ничего не хочет…»
В принципе, все было кончено. Дни Маши протекали в том обществе, где и начались – рядом с мамой и папой.
В 1983 умерла Элико. Старый (75 лет) отец не мог обеспечить дочке должного ухода. Встал вопрос о госпитализации.
В 1987 ушел Пантелеев.
Через три года легла в одну могилу с ним наша Маша, постоянно оживающая на страницах бессмертной книги.
