20 августа родилась Надежда Львова (1891-1913), жертва своей первой любви и культурных установок Серебряного века.
Насколько Надя жила модными страстями свидетельствует следующий факт: дочка вполне благополучных родителей, пусть не шикующая, но голода также не знавшая, учась в гимназии, вступила в подпольную большевистскую организацию. Там же, кстати, состояли такие не последние в будущем люди как Эренбург и Бухарин.
В 1908 Надю арестовали, но быстро выпустили под поручительство отца, ведь девочке еще и семнадцати не исполнилось. Выходя на свободу, Надя декларативно заявила: «Если вы меня выпустите, я буду продолжать моё дело», в чем Эренбург усмотрел ее мужество, хотя по мне это свидетельство, что девочка даже не поняла куда попала.
Никакое «свое дело» Надя продолжать не стала. Интерес к подпольной борьбе угас также внезапно, как появился.
Ее завертела иная круговерть, на поверку оказавшаяся смертельной.
Надя начала писать стихи.
Роковым человеком в жизни девушки оказался признанный лидер московских символистов Валерий Брюсов, очень любивший литературу и рассматривающий людей как подсобный материал для нее. В его бурной половой жизни уже была история, когда уведя из постели Андрея Белого некую восторженную даму Брюсов сочинил на этом материале скучный, несмотря на весь нагнетаемый демонизм, роман «Огненный ангел». Отписавшись, потерял к даме всякий интерес. Нина Петровская, так даму звали, навеки оказалась под колпаком отношений с символистами, прожила несчастнейшую жизнь с попытками суицида, одна из которых удалась.
Но Нина Петровская попала в лапы Брюсову взрослой, тертой бабой, способной за себя отвечать.
Наде же на момент встречи с Брюсовым было 19 лет.
Очень сильно озабоченный посмертной репутацией Брюсов создал текст «Правда о смерти Н. Г. Львовой. (Моя исповедь)» Не знаю насколько можно назвать исповедью пару страничек текста, основная задача которого автора обелить.
«Н. принесла мне, в редакцию «Русской Мысли» свои стихи весной 1911 года. Я не обратил на них внимание. Она возобновила посещения осенью того же года. Тогда ее стихи заинтересовали меня. Началось знакомство…»
По «исповеди» Брюсова он только и делал, что от Львовой отмахивался. Особенно трогательно ввернутое упоминание — Надя к моменту встречи с ним уже была не девственна.
На любовный роман поэт решился в обстоятельствах, при которых нормальные люди отшатываются. Надя «пыталась отравиться цианистым калием. После этого у меня не осталось сил бороться, и я уступил».
В «исповеди» Брюсов ретуширует основную причину, заставившую его с Львовой связаться. Безусловно, внимание поэтессы на 18 лет младше льстило стареющему мастодонту. Но кроме собственно романа Брюсов почувствовал возможность замутить с помощью девушки очередной литературный проект.
Стихи Надя писала подражательные, аккуратно слепленные из банальностей той эпохи: ожидание Солнца, призывы к смерти, много Рока, Судьбы и всякой неконкретики.
Тем не менее, Брюсов скомпоновал Надины стишки в сборничек «Старая сказка». Красной нитью проходил в нем мотив любви к нему, единственному. Была надежда, что публика это сожрет, прибавив роковому Учителю славы.
Но и это еще не все. Брюсов скоренько накатал сборничек от женского лица «Стихи Нелли» с посвящением Наде и выпустил его параллельно «Старой сказке» без упоминания своего авторства, пытаясь уверить окружающих, что перед ними творчество развращенной роскошью декадентки.
Насколько изменила Надю поэтическая среда, свидетельствует Борис Садовский:
«Я познакомился с Львовой в 1911 году; тогда ей было лет двадцать. Настоящая провинциалка, застенчивая, угловатая, слегка сутулая, она не выговаривала букву «к» и вместо «какой» произносила «а-ой».
…Прошло два года. Встретившись с Надей …, я чуть не ахнул. Куда девалась робкая провинциалочка? Модное платье с короткой юбкой, алая лента в черных волосах, уверенные манеры, прищуренные глаза. Даже «к» она выговаривала теперь как следует. В Кружке литераторы за ужином поили Надю шампанским и ликерами. В ее бедной студенческой комнатке появились флаконы с духами, вазы, картины, статуэтки».
Все полетело кувырком, когда Надя принялась требовать от Брюсова замужества. Ради Львовой поэт разводится не собирался. Он просто от Нади отошел, тем паче «Старая сказка» и «Стихи Нелли» фурора не произвели, будучи продуктом среднего уровня.
Надя восприняла крах первой любви жизненным крахом. Именно осенью 1913 года у нее появляются не сказать, чтобы гениальные, но хотя бы живые стихи.
Долго шли бульваром, повернули обратно.
С грохотом трамвая слились злые слова.
Кажется, я назвала Вас развратным,
Заявила, что отныне я для вас мертва.
Что мою любовь Вы растоптали сами,
Что в душе только презренье и брезгливость…
Вы как-то сжались под моими словами,
Да изредка взглядывали по-детски боязливо!
Но когда я хотела одна уйти домой, –
Я внезапно заметила, что Вы уже не молоды,
Что правый висок у Вас почти седой —
И мне от раскаяния стало холодно.
Электрическими фонарем вспыхнуло прошедшее,
Нежность иглою сердце пронзила;
Я робко взяла Вашу руку, — и воскресший,
Вы растроганно твердили: «милая, милая!..»
Виноват ли Брюсов в смерти Нади? Все, конечно, бывает, хотя умудренный возрастом поэт обязан предвидеть, что для девушки первое чувство нередко представляется единственным. Не хочешь ответственности, шагай к проституткам, а не ищи чего почище.
А уж как он додумался всучить Наде браунинг, из которого она и застрелилась, я даже не представляю. Причем, подарочек был со смыслом, из этой пушки Нина Петровская во время оно пальнула в Андрея Белого. Тогда произошла осечка, а в случае с Надей получилось.
Брат отнял браунинг у Нади, вернул Брюсову. Тот наново его любимой «подарил».
В исповеди, кстати, о браунинге Брюсов ни гу-гу, что собственно говорит о малом проценте ее исповедальности. Отвечать за браунинг ему пришлось в письме к Надиному брату, который вполне уместно поинтересовался, зачем он вернул револьвер человеку отчаявшемуся. В письме Брюсов именно что лепечет: «мне слишком трудно было отказать ей в ее настойчивой просьбе»; «она дала мне формальное обещание не пользоваться им против себя»; «когда Вами был отнят у Н. Г. тот револьвер, у нее в руках уже был другой, который она мне показывала».
7 декабря 1913 года Надя застрелилась.
На следующий же день Брюсов покинул Москву. Сперва встречал в Петербурге Верхарна, потом лечил нервишки в санатории на Рижском взморье. Конечно, переживал. В письме жене есть строки: «Со вчерашнего дня я прежний исчез: будет ли «я» другой, еще не знаю. Но «Валерий Брюсов», тот, что был 40 лет, умер».
Переживал, но быстро успокоился. Там же в санатории встретился с юной Марией Вульфарт, новым своим увлечением.
Пережил…
