Почему автор советского бестселлера про колонию малолеток закончил дни в психоневрологическом интернате?

Поговорим сегодня о Леониде Габышеве (1952-2021), который прогремел во время перестройки романом о колонии малолеток «Одлян, или Воздух свободы», но переформатировать свою тяжелейшую судьбу так и не смог.

Какой-то чертенок сидел в этом омском парне. Даже вспоминая себя маленьким, он помнил не игры, а кражи. При этом отец Лёни работал на руководящих должностях в милиции.

Ребенок настолько был предоставлен улице, что в шесть лет получил «шуткующий» выстрел из дробовика в лицо. Врачи не смогли спасти глаз, мальчик на всю жизнь остался изуродованным. Но это бы ладно, оказались затронуты нервные органы, врачи сразу предупредили — с возрастом проявится психическое заболевание. И посоветовали излишне умственно не напрягаться.

Леонид же ум имел живой, бойкий, но тратить его на приобретение знаний не собирался. На школу плевал, с каждым годом все больше погружаясь в криминальную пучину.

Читая «Одлян, или Воздух свободы» хочется поставить главному герою диагноз клептомания, кабы в кражах не было системы. Но, Господи, неужели не видел он другой жизни? Из книги неясно, что заставляло его идти на риск, при налаженном дома быте. Молодая дурость? Но воровать начал с пяти, регулярно пить с двенадцати… 

Леонид так достал местные власти, что его посадили, едва отец ушел из милиции на пенсию. Сам Леонид так расценивает случившееся:

«В 15 лет получил первый срок. Обокрал соседей. Да, знал, что нарушал правила и законы. Но наш соседский конфликт вылился вот в такое мое преступление. Все просто и легко давалось в юности: захотел – подумал – сделал. 

В общей сложности, два срока обошлись мне в пять лет лишения свободы»

То, что испытал Габышев в колонии Одлян мне написать невозможно. Он сам все описал, скупыми красками, внешне безэмоционально и от этого еще страшнее. 

Выйдя на свободу, Габышев вроде остепенился. Осел в Волгограде, где-то работал. А потом решил перенести жгучий опыт пребывания в колонии малолеток на бумагу. 

Роман «Одлян, или Воздух свободы» вышел громоздким, многостраничным. По наивности Габышев понес его в издательство. Опять вопрос: он что совсем – совсем не представлял литературы времен последних годов Брежнева? «Одлян» будет в части бытовой правды круче «Верного Руслана» и «Архипелага ГУЛАГ», авторов которых вынудили из страны уехать.

«В Москве я сначала сам пытался отдать его в издательство. Но меня остановил милиционер и «пробил» мои паспортные данные с волгоградской пропиской. Узнал, конечно, что я уже дважды судимый. Сказал мне: «Какой ты писатель! Вот тебе паспорт. И чтобы через 24 часа тебя в Москве не было!» Не поверил, что огромное количество мелко исписанных страниц — это моих рук дело».

На каком-то этапе Габышев понял, что публикаций в СССР ему не видать и решил заручиться «тараном». То есть известным писателем, способным протолкнуть рукопись за границу. Его выбор пал на Андрея Битова. 

В предисловии к «Одляну…» Битов вспомнил этот визит, признаваясь «он заставил меня тут же раскрыть рукопись! И я не оторвался»

Публикации пришлось ждать шесть лет. Только на исходе перестройки, в 1989 «Одлян» увидел свет в двух номерах журнала «Новый мир». По воспоминаниям главного редактора Залыгина с текстом, вымучивая журнальный вариант, пришлось основательно повозиться. Вообще о своих бывших авторах Залыгин отзывается нелицеприятно. Досталось и Габышеву. 

«Уж возились-возились мы с ним в отделе прозы – сделали. Напечатали. И явился классик Габышев – во всяком случае, такой у него сделался вид. Париж, Рим, еще столицы мира покорены и Литературный институт, кажется, тоже: Габышев – студент, хотя и безграмотный. Он этот пробел восполняет матерщиной на каждой странице.

Ну задаст еще и еще «воспитанник» колонии малолетних преступников воспитанникам Литературного института! Пример увлекательный: ни учиться не надо, ни читать-писать, ни говорить нормальным языком, ни даже глядеть на мир в оба-два. А надо: 1) занести на бумагу что-нибудь свое, 2) отнести записки известному писателю (а тот уже отнесет в редакцию), 3) потерпеть, покуда тебя будет мучить редактор».

«Одлян, или Воздух свободы» пришелся ко двору. Габышеву удалось вскочить на подножку уходящего трамвая. Уже следующий год показал падение тиражей толстых журналов. В 1989 их еще читали. И особенным успехом пользовалась чернушная эстетика, знаменем которой стал Габышев. Презентация его книги прошла в Париже, и стремящийся поплясать на всех площадках, где звучала музыка, Евтушенко резюмировал: «Собачий нюх на правду у этого Габышева». Тюменское телевидение забацало о Габышеве фильм «Свобода до востребования».

Итак, Габышев вроде вырвался из обыденного круга в яркий мир международных конференций, больших тиражей и лохматых гонораров. Ключевое слово здесь «вроде».

Новую его «нетленку» Залыгин печатать отказался. И все остальные вещи Габышева прошли мимо читателя.

Сие не мудрено, благо Габышев никакой не писатель. Он автор «Человеческого документа». Есть такой феномен — индивид с уникальным жизненным опытом пишет книгу, выкладываясь в ней на все сто. Яркие примеры: «Как закалялась сталь» Островского, «Андрей Миронов и я» Татьяны Егоровой, «Белое на черном» Рубена Гальего. Несть им числа.

Может ли автор «Человеческого документа» вырасти в писателя? Покопавшись в памяти, я такой пример нашел. Это Лев Николаевич Толстой. Начав с автобиографической трилогии и репортажных «Севастопольских рассказов» Толстой пережил жуткий кризис, из которого вынес замысел «Войны и мира».

То есть, даже такая махина, как Лев Николаевич с трудом изжил метку автора «Человеческого документа». Что уж говорить о Габышеве.

Тем более, старые замашки он бросил не окончательно. Дочь вспоминала:

«Мне было лет 17, когда начали приставать какие-то приезжие хулиганы. В милицию обращалась – без толку. Пожаловалась отцу, он воспринял все всерьез. Первым делом обрил голову наголо, позвонил какому-то знакомому фээсбэшнику в отставке. С ним приехали еще пара человек, и мы поехали в Малые Чапурники, откуда предположительно и приезжала та шпана. Не сразу, но нашли дом одного из них. Внутрь я не заходила, но думаю, что эффект от появления отца был сильный. Лысый, с ужасным шрамом… Мне и то было не по себе. Отец потом рассказал, что произнес там только одну фразу: «Увижу, кто ближе, чем на 100 метров к дочери подойдет, всплывете под Астраханью». 

Остепениться у Габышева не получилось. Он начал чудесадить: рисовал вокруг дома защитные круги; сжег часть тиража книги, которую и издал-то за свой счет. Когда писатель объявил себя посланником Бога на земле, его забрали в милицию, откуда выписали направление в клинику. 

С 2000 года Габышев постоянно жил в психоневрологическом интернате. Ничего не писал, признавался «скучно тут, однако». Психоневрологический интернат, понятное дело, не ад Одляна, хотя и та же несвобода.

На исходе 2020 ушел из жизни, отмучился.

Светлая память!