В большинстве случаев решение расстаться с жизнью обусловлено десятком сложных мотивировок, которые вступают между собой в реакцию, делая мир бессмысленным.
Особенно горько, когда невыносимость бытия падает на юношеские плечи. Юность – максималистка и не умеет приспосабливаться к подлости, материальности, двуличию.
Горечь усиливается, когда сознаешь, что ушел человек одаренный, многообещающий.
30 апреля 1970 года покончил с собой поэт Володя Полетаев.
Было ему 19 лет.
Помню момент собственной юности.
Тоже 30 апреля, ну, может, 29…
Погода прекрасная. Девочки впервые за сезон надели короткие юбки. Впереди первомайские праздники. На работе коллеги живо обсуждают: кто куда пойдет, как проведет выходные. И от этого всего хочется выть, поскольку передо мной стоит проблема свободного времени.
Я прекрасные дни весны проваляюсь в душной квартире. Никто никуда не приглашает, да и денег нет.
Вот то ощущение отнюдь не светлой тоски и одиночества я очень запомнил.
Есть что-то щемящее в уходе на фоне надвигающегося праздника.
Борис Рыжий вешается перед священным для него днем Победы (7 мая).
За пару дней до Нового года вешается Есенин.
Перед первомайскими праздниками выпрыгивает из окна пятого этажа на Ленинградский проспект Володя Полетаев.
К этому моменту все у него складывается внешне нормально.
Еще школьником Володю заметил Лев Озеров, который пригласил его на семинар в Литературном институте.
Сразу по окончании школы Озеров взял талантливого парня в институтскую литмастерскую. Это притом, что в Лите была негласная директива: вчерашних школьников заворачивать сразу.
Полетаев записывает в дневник:
«До чего же хорошо, когда живешь на белом свете!.. И падает снег… И тебе семнадцать лет (а расти мне, кажется, расхотелось)… Пишется легко, не в том дело, что много, но легко, словно ведешь разговор с кем-то и вдруг начинаешь слышать свой голос как бы со стороны»
И какие стихи вырывались у него в то время!
Кружился снег, стократ воспетый,
кружился медленно и строго,
и под полозьями рассвета
плыла январская дорога.
Неприбранная мостовая
лежала в белом беспорядке,
мучительно напоминая
об ученической тетрадке.
Ах, сколько снега, сколько снега,
какая чистая страница —
пройти, не оставляя следа,
и в пустоту не оступиться.
Ах, детство, детство, мое детство,
мое фарфоровое блюдце,
мне на тебя не наглядеться,
мне до тебя не дотянуться.
Над розовыми фонарями,
над фонарями голубыми
кружился снег, и губы сами
произносили чье-то имя.
Почему я думаю, что у Полетаева были все шансы на счастливую творческую жизнь?
Потому что он был не только поэтом, но и весьма способным переводчиком. Володя переводил с немецкого (Рильке), украинского (Тычина, Шевченко), но особенно много с грузинского (Бараташвили, Табидзе). Тбилисское издательство заключило с юным поэтом договор на книгу стихов и переводов.
Выйдет единственная книга Полетаева «Небо возвращается к земле» в Грузии только через тринадцать лет после его смерти. Составит ее Олег Чухонцев.
Как говорится, ничего не предвещало.
Убило Полетаева первое серьезное чувство. Женщина, которую он полюбил, была старше, одна воспитывала дочку. На предложение руки и сердца, поступившее от юнца, посмеялась, жестко выставив женишка за порог.
И Володя не выдержал. Обнаженные нервы: так тоже бывает.
Придя домой, он весь вечер просидел на телефоне, пытаясь дозвониться друзьям. Но кто-то не брал трубку, кто-то не был склонен к длинному разговору.
Как сказал отец Полетаева: «У Володи что-то случилось накануне. Он звонил всем своим друзьям, и никто к нему не пришел».
Думаю, еще одно сыграло роковую роль: юность, сладко думая о самоубийстве, на самом деле жаждет не конца, а внимания жизни. Юность уверена в собственном бессмертье. В то, что все можно переиграть.
Во всяком случае, совершив роковой шаг с пятого этажа, Володя опомнился и прокричал в полете: «Не хочу!»
На его надгробии выбита стихотворная цитата: «…а жизнь моя была проста во власти чистого листа».
Приведем стихотворение полностью…
…а жизнь моя была проста —
во власти чистого листа,
во власти благостной — во власти
нетерпеливого пера,
в неумолкающем соблазне;
а жизнь моя была щедра —
зима ворота раскрывала
заворожённого двора,
укутанного в одеяло
до самого полуподвала,
и абажура кожура
оранжевая проплывала,
и удивлённая строка
дрожала в пальцах чудака,
и ускользала за ограду
захолодалая щека,
прижавшаяся к снегопаду,—
а жизнь моя была легка…
