«РАЗВЕ ТАК ПОЭТА НАДО БЫ ПОЧТИТЬ?». СТИШКИ НА СМЕРТЬ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА
28 декабря 1925 года повесился в гостинице «Англетер» Сергей Есенин.
Ах, какими стишками проводили в последний путь Сережу коллеги по поэтическому цеху!
Расскажу именно о свежих, непосредственных стихотворных откликах (1926-1929 годов), когда Есенин не забронзовел и масштаб его ощущался настолько смутно, что многие принялись себя с Сережей равнять.
Самым знаменитым откликом на его смерть стало стихотворение Маяковского «Сергею Есенину». Да, оно декларативно, но так, в данном случае, надо было. Маяковский решал общественную задачу, разъясняя очевидное: «В этой жизни умирать не трудно, сделать жизнь значительно трудней».
Ведь в среде неуравновешенных смерть Есенина выглядела ужасть как романтично. Всколыхнулся вал подражаний. Под последние строчки Сергея: «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей» стрелялись – вешались – травились – закалывались. Всех превзошла подруга Есенина Галя Бениславская, самоубившись непосредственно на могиле поэта.
Маяковский противопоставил есенинским стихам свои, ничуть память Есенина не оскорбив.
Сравните, например, его классическое «Сергею Есенину» с ныне маловедомым стишком Иосифа Уткина, который подпёр немудреные размышля авторитетным эпиграфом из Горького: «…У людей, которым не по душе кипенье и цветенье отчизны, которые сами себя признают негодными для того, чтобы жить и работать, нельзя отнимать права умереть…».
Моралите Уткина таково:
…Нам всем дана отчизна
И право жить и петь,
И кроме права жизни –
И право умереть.
…
Есть ужас бездорожья,
И в нем — конец коню!
И я тебя, Сережа,
Ни капли не виню. (и на том спасибо, — прим. авт.)
Бунтующий и шалый,
Ты выкипел до дна.
Кому нужны бокалы,
Бокалы без вина?..
Кипит, цветет отчизна,
Но ты не можешь петь!
А кроме права жизни,
Есть право умереть.
Вот именно на таком контрасте и следует оценивать шедевр Маяковского.
Владимир Владимирович удержался еще от одного мотива слишком для надгробных посвящений Есенину характерного. А именно: «Есенин и мое место в поэзии».
Лидер пролетарских поэтов Михаил Герасимов в стихотворении «О чем тоскуешь, ветер мудрый…» выдал офигительно двусмысленное в своей безграмотности четверостишие:
Своею солнечной головкой
Бросал нас в творческую дрожь.
Вдруг с неба снежные верёвки
Мне шею захлестнули тож.
Ладно, оставим «солнечную головку», вдоволь посмеявшись. А насчет шеи, захлестнутой тож, удивимся: «Ты-то тут при чем?».
Ну как же… мы же тоже… энто… в рифму… творчески дрожим…
Что Герасимов, если люди, знавшие Есенина близко, и, следовательно, долженствующие понимать его масштаб и те сорвались на писк лилипута перед Гулливером: «И я! И я!».
Сергей Городецкий, в некотором роде давший Есенину старт, разродился стихотворением «Могила поэтов», где обращался к городу Питеру, аттестуя его кладбищем пятерых поэтов. Первым (по хронологии Городецкого) Питер убил Пушкина, пятым — Есенина. Не очень длинный, но все равно поэтически затянутый перечень заканчивается размышлением:
Довольно. В каменные ночи,
Мы новой жертвы не дадим,
Мы победим тебя. А, впрочем,
Не мне ли быть твоим шестым?
То есть, иерархия строится так, что начиная с Пушкина не хило закончить Городецким. Городецкий, ввернув молодцеватое «впрочем», не против. Не Есениным же, в самом деле, заканчивать.
А основной посыл Василия Казина, с которым Есенин часто выступал, поскольку тандем «Крестьянский сын энд Сын водопроводчика» был эстрадно эффектен, таков:
Эх, Сергей, ты сам решил до срока
Завершить земных волнений круг…
Знал ли ты, что станет одинока
Песнь моя, мой приумолкший друг!
Песнь Казина, помилуй Бог, которого ныне читают только специалисты (как и Городецкого, впрочем). Говорю же, за пеной дней масштаба не чувствовали. И стыда. И что смешно будет.
Петр Орешин пошел дальше Казина и Городецкого. Тоже крестьянин он прямо заявил стихотворением «На караул»: «Ребяты, а теперь вместо Есенина у вас буду я!». Впрочем, абсолютно вся крестьянская пишущая братия относилась к Есенину ревниво, считая его славу незаслуженной. Орешин, Клюев, Клычков расходились только в вопросе: «Чье именно место Есенин занимает?». Каждый считал, что его.
Орешинский «На караул» приведу полностью. Из такой песни — нямки слово выкинуть жалко.
Сладкопевец мудрый
Утонул в снегу.
Золотые кудри
Песней сберегу.
Аржаное знамя
По снегам равнин
Вольными руками
Понесу один.
Свистом молодецким,
Перезвоном крыл
Стороне советской
Подогрею пыл.
Хорошо ли, худо ли.
В славе наша рать.
Мне ли надо удаль
Где-то занимать?
Сон хороший снился
Во сыром бору.
Соколом родился,
Соловьем умру!
Край берез и воли!
Позабыв разгул,
Я сегодня в поле
Стал на караул.
Это не измена
И не дикий пляс,
Это только смена
На короткий час!
Закончить хочется отрывком удивительного стихотворения пролетарского поэта Василия Князева. Тот нашел, чем похвастаться: в ночь с 28 на 29 декабря Васе посчастливилось сторожить тело Есенина в морге.
Процитирую готичный отрывок:
За окном — пустынный белый двор;
Дальше — город в полумраке синем…
Я да трупы — больше никого —
На почетном карауле стынем…
…
Вон Беляев… кровью залит весь…
Мальчик, смерть нашедший под трамваем.
Вон еще… Но всех не перечесть;
Все мы труп бесценный охраняем…
Где-то в 1960-ых масштаб вошедшего в школьную программу Есенина стал зримым. Стихотворения современников его славы принялись отличаться элегической беззубостью. Восторжествовал мотив: «А ты все равно жив!»
Но даже это обстоятельство не смогло сделать из Сергея Есенина манекен…
И в формате этого блога у меня будет о нем еще много постов