Зачем так пить?Литература

ПОЭТ, ВЫРЕЗАННЫЙ МАРЛЕНОМ ХУЦИЕВЫМ ИЗ «ЗАСТАВЫ ИЛЬИЧА»

О поэте Сергее Поликарпове (1932-1988) если и вспоминают, то в связи с обидой, которую нанес ему в начале творческого пути Марлен Хуциев с компанией эстрадных поэтов-шестидесятников.

Поликарпова вырезали из знакового эпизода «Поэты в Политехническом» фильма «Застава Ильича», хотя наибольший успех выпал именно на его долю (ВАЛЕНТИН ПОПОВ: ЗАГНАННЫЙ КИНОРЕЖИССУРОЙ ДО СМЕРТИ).

Обида жгла Поликарпова всю оставшуюся жизнь, по существу, помешав нормальному развитию дарования.

Об одной из своих встреч с Поликарповым вспоминал Рауль Мир-Хайдаров:

«В этот вьюжный, метельный день, в сумерках мне открылась тайна, мучившая моего друга и покровителя Сергея Ивановича Поликарпова. Лекарств от той раны, полученной в начале творческого пути, я это понял сразу, не было и быть не могло. Неизлечимая боль. Случаются в жизни такие ситуации, от которых ни время, ни удачи не лечат, ничто не может вернуть украденную победу, восполнить упущенную удачу, повернуть вспять предназначенную судьбу».

Что же случилось?

Ведь столкнулся с Хуциевым и компанией Поликарпов не мальчиком, но мужем, много повидавшим. Во время войны прошел через оккупацию, это вам не шутки.

Ну а, миновав детство, Поликарпов окончил Московский техникум Министерства черной металлургии, Житомирско зенитно-артиллерийское училище. При этом, публиковаться со стихами начал в 18 лет, так что его появление в стенах Литературного института вполне закономерно.

СЕРГЕЙ ПОЛИКАРПОВ
СЕРГЕЙ ПОЛИКАРПОВ

Поликарпов очутился в уникальной культурной ситуации оттепели, когда поэзия была нужна читателю самому широкому. Евтушенко, Окуджава, Рождественский стали лицами той эпохи. 

Но в момент самой оттепели их победа, зафиксировавшая лидерство в официальной поэзии на несколько десятилетий, была неочевидной. Вспыхивали звезды Бориса Слуцкого и Леонида Мартынова, в Ленинграде хулиганил Бродский (которого позже, уже после отсидки, ой, как пытались приручить — Советский дружинник, посадивший нобелевского лауреата), поднимали голову «СМОГисты» во главе с Леонидом Губановым. 

Главными соперниками эстрадных шестидесятников в тот конкретно момент оказались не менее эстрадные, но откровенно ориентированные на родную почву поэты, которые в мощную группировку оформиться не успели, пораскидались, должным образом не состоявшись. Это рано умершие Николай Анциферов (Советский поэт, восхитивший Сартра) и Иван Харабаров, растерявшие с годами лирическую волну Юрий Панкратов и Владимир Фирсов.

Поликарпов совершенно явно примыкал по складу дарования к волне «славянофилов», но тянулся к Евтушенко с Вознесенским.

И лидеры читателей его на каком-то этапе привечали. Вознесенский тот прямо психологически вставал перед Поликарповым на колени, презентуя свои сборники с такими признаниями: «Серёже, милому, которого люблю больше, чем он меня. И не хочу быть за углом. Андрей Вознесенский. Москва. 1961 г.»

Поликарпов находился у порога входа в бомонд эстрадных поэтов, иначе каким бы образом удалось студенту Литературного института стать участником съемок поэтического вечера в Политехническом для фильма «Застава Ильича».

Благодаря этим съемкам мы можем увидеть молодых Евтушенко, Рождественского, Ахмадулину, Казакову, Окуджаву и поэтов старшего поколения Поженяна, Слуцкого, Светлова. 

Так вот, по свидетельству очевидцев, наибольший успех в те вечера (съемка растянулась на пять смен) выпал на долю Поликарпова. И опыт публичного чтения у него имелся, и баритон мощный, но на какие же стихи отреагировали слушатели?

А вот на какие:

Деревня пьёт напропалую —
 

Всё до последнего кола,
 

Как будто бы тоску былую
 

Россия снова обрела.
 

Первач течёт по трубам потным,
 

Стоят над банями дымки…
 

— Сгорайте в зелье приворотном,
 

скупые страдные деньки!
 

Зови, надсаживаясь, в поле,
 

Тоскуй по закромам, зерно.
 

Мы все досужны поневоле,
 

Мы все осуждены давно.
 

Своей бедою неизбытной —
 

Крестьянской жилой дармовой.
 

Нам и в ответе также сытно
 

За рослой стражною стеной…
 

Под Первомай, под аллилуйя
 

И просто, в святцы не смотря,
 

Россия пьёт напропалую,
 

Аж навзничь падает заря!..

Не надо объяснять насколько отличались эти строки от банальных сентенций Казаковой («Мы молоды…»), правильных выкладок Евтушенко про студентов, разгружающих арбузы и душевной песни про комиссаров в пыльных шлемах, которую Окуджава в дальнейшем будет стараться забыть.

Понятно, почему публика отреагировала аплодисментами: Поликарпов предложил ей вместо сиропной водички ту самую будоражащую водку. А ведь были еще прочитаны стихи о вдовьей доле солдаток; о власти, при которой «меняется иконостас, а гимны прежние поются». 

Мне непонятно, на что Поликарпов рассчитывал. «Заставу Ильича» власти рассматривали через лупу, эпизод с выступлениями поэтов цензура резала вдоль и поперек, и я не удивлюсь, если Хуциев убрал Поликарпова отовсюду еще до показа фильма начальству, — чего гусей дразнить?

Ни одного кадра с Поликарповым не сохранилось. Даже на сцене в общей группе вырезали его. Весь рев аплодисментов, адресованный Поликарпову, Хуциев подмонтировал к другим выступлениям. 

Поликарпов поверил в свободу слову сверхразумного. Евтушенко и Вознесенский обладали целым арсеналом заморочек эзопова языка и показа фигушек украдкой, а Поликарпов оказался слишком наивен.

Весь свой неуспех Поликарпов маниакально связывал с непопаданием в кинокартину, хотя, так на минуточку, «Заставу Ильича» выпустили после долгих цензурных мытарств вторым экраном, и никто из поэтов не проснулся после сеансов знаменитым.

Да и неуспех Поликарпова был из разряда «жемчуг мелок». Книги выходили постоянно, давая возможность жить на литературные заработки. Просто в душу слишком сильно запали те, быстро срубленные, аплодисменты. Они мешали нормальному развитию дара.

Другое дело, что с годами съемка в Политехническом все больше приобретает статус ретро-документа и присутствие в кадре Поликарпова хотя бы рождало вопрос: «А это кто, такой интересный?». 

А так приходится напоминать.

Неплохие стихи он все же писал…

У Аксиньи

Брови сини,

Словно галочье перо,

В пятистенке у Аксиньи

От тафтовых кофт пёстро.

Крутогруды, как тетёрки,

Бабы сбились в тесный клин.

Не девичник,

Не вечёрка –

Свядшей юности помин.

Хороводит над домами

Вьюга шалая с полей,

Невдовеющие дамы

Ищут вдовых королей.

Восседают посредине

Боги хмеленных сердец –

Два калеки с половиной

Да с гармошкой оголец.

«Ох, война, война, война,

Как ты баб обидела:

Заставила полюбить,

Кого ненавидела».

У Аксиньи

Брови сини,

Словно галочье перо.

Входит боль в глаза Аксиньи,

Будто ножик под ребро.

Никого бы знать не знала,

В шалаше жила б лесном,

Только с родным,

Как бывало,

Хоть часок побыть вдвоём.

Только выплеснуть всю жаркость,

Чтоб от сердца отлегло…

Ох, жестко плечо товарки,

Как ремённое седло.

Похожие статьи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


Срок проверки reCAPTCHA истек. Перезагрузите страницу.

Кнопка «Наверх»