Вадим Кожевников (1909-1984), один из самых одиозных советских писателей.
Сейчас он переживает «второе рождение», ибо президент России заявил, что на его жизненный выбор служить КГБ повлияла книжка «Щит и меч» и поставленный по ней фильм.
«Щит и меч» самое известное произведение Кожевникова.
Но славен он не только этим.
Родители Кожевникова были настолько ярыми социал-демократами, что будущий писатель родился в ссылке. А вот Октябрьскую революцию отец не принял, примкнув к лагерю меньшевиков. Сыну все время приходилось опасаться, что кто-нибудь из властной верхушки об этом вспомнит. И чем выше поднимался Кожевников по бюрократической лестнице, тем очевидней становилась такая возможность. Но Кожевников в некотором роде был человеком бесстрашным.
Один из первых его рассказов привлек внимание Горького. Основоположник пригласил молодого человека побеседовать.
Едва Горький раскрыл рукопись, выяснилось, что редактура коснулась первой же строки. Кожевников написал: «Луна приклеена к ветке дерева». Горький приписал: «казалось». «Как же так? – удивился молодой нахал – Выходит, «луна приклеена» — нельзя, а «море-смеялось» можно»?
Горький встал и, не прощаясь, вышел.
Для кого другого это могло иметь печальные последствия, но Кожевникову сошло с рук. Он много публиковался в периодике и еще до войны стал членом Союза писателей.
В войну Кожевников опять показал себя с лучшей стороны. Как корреспондент «Правды» он не вылезал с передовой. Участвовал во взятии Берлина.
Однажды Кожевникова и Твардовского выдернули с фронта под очи Сталина. Вождю понравился «Василий Теркин» и вещь Кожевникова «Март-апрель». Сталин лично вручил им французский коньяк и пачку завернутых в газету денег.
После войны Кожевников резко пошел вверх. Сначала он занимал должность редактора отдела литературы и искусств в «Правде», а в 1949 сел в кресло главного редактора журнала «Знамя», в котором просидел до самой смерти в 1984 году.
Как редактор Кожевников прославился не публикациями ярких текстов (хотя именно он первым опубликовал стихи Пастернака из «Доктора Живаго»), а тем, что получив от Василия Гроссмана роман «Жизнь и судьба» отнес рукопись в ЦК КПСС, совершив, таким образом, акт доносительства. Этого либералы не могут простить Кожевникову до сих пор.
Да, в результате этого поступка роман Гроссмана был арестован, а сам автор сгорел в одночасье, но… предоставляя рукопись в «Знамя» Гроссман думал роман напечатать. А напечатать столь неортодоксальную вещь без вето ЦК было просто нереально. Вот Кожевников и отнес — «посоветоваться». Политическая погода тогда менялась стремительно, и наверху вполне могли проталкивать параллели «Сталин-Гитлер», которыми роман Гроссмана был полон. То есть, помимо всего прочего, Кожевников боялся попасть впросак, отказавшись печатать роман, аккуратно благословляемый сверху. Человек запутался, допустил оплошность, что, кстати, спровоцировало у него сердечный приступ.
Драма Кожевникова в том, что его, писателя средних дарований, постоянно втягивало в конфронтации с гениями. Не успела затихнуть история с Гроссманом, как Кожевникова анекдотично противопоставили Федерико Феллини.
В 1963 году Феллини представил на Московский кинофестиваль свой шедевр «8 с половиной», коий получил главный приз. Но приз был вручен после длительной борьбы с киночиновниками, стремящимися наградить экранизацию романа Кожевникова «Знакомьтесь, Балуев».
А в 1973 Кожевников выступил против Солженицына, заявив:
«Солженицын открыто нарушает советские законы, ведёт себя антиконституционно. Он поддерживает пропаганду войны, выступает против разрядки. Надо спокойно решить вопрос о выдворении его из СССР»
Позвольте, а что же представлял собой Кожевников, как писатель?
Принято считать, что лучшие книги он создал во время войны.
Самое известное произведение написано в 1965. Да, это «Щит и меч».
Вообще, создается впечатление, что поздние вещи Кожевникова делали редактора.
По воспоминаниям Эльвиры Мороз:
«Мне как-то выпала честь редактировать вторую часть его романа «Корни и крона». Это был, в сущности, черновик. По первому чтению возникло множество вопросов, и я отправилась к автору. Кожевников выслушал и, глядя на меня ясными глазами, сказал: «Напишите сами. Я вам доверяю». И я дописывала. Автор ни после машинки, ни в верстке, ни в номере романа не читал».
Уже после смерти Кожевникова, в 1985-1988 годах успело выйти собрание его сочинений в 9 томах.
Сейчас же из его книг какой-то интерес сохраняется только к «Щиту и мечу».
