КАК НАПИСАТЬ РЕЦЕНЗИЮ, ЧТОБ ПИСАТЕЛЕЙ ПОСАДИЛИ
7 мая родился Николай Заболоцкий (1903-1958), поэт, прошедший сталинские лагеря.
В связи с этим поговорим не о Заболоцком, а о другом литераторе.
Об одном из тех, кто Заболоцкого в лагерь упек.
Николай Лесючевский (1907-1978) — жупел либеральной интеллигенции, наделенный прямо инфернальностью какой-то.
Вот что пишет в рассказе «Аллея Руж» Сергей Каледин, сгущая краски до ощущений незнакомого с Лесючевским рядового литератора, коего питают слухи:
«Единовластный правитель «Советского писателя» Николай Васильевич Лесючевский — сталинский сокол, Малюта Скуратов, всех женщин, включая уборщиц, принимал на работу самолично. Некрасивых не брал. При нем жизнь в коридорах замирала — женщины боялись выйти даже в туалет. По слухам, он поколачивал свою пожилую секретаршу».
Что же это за человек такой?
С самого начала Лесючевский ошибся, но быстро поправился. Ошибся он, как в начале 1930-ых ошибались почти все литературные карьеристы, приняв РАПП за ведущую силу, которая будет диктовать кому — что писать, ссылая неугодных в резервацию. Лесючевский занял пост председателя Василеостровского отделения РАПП. Друзей его скоро разогнали, сбирая писателей в единый Союз. Одним из первых членом Союза стал Николай.
Звездный час Лесючевского пришел в 1937 году, когда органы дали ему на рецензию стихи арестованного Бориса Корнилова (Как допиться до расстрела).
Лесючевский подошел к делу ответственно, выписывая поэту путевку во «враги народа», но поскольку действовал по принципу «Больше обвинений», то докатился до обсасывания двух вариантов действительно детского и шуточного стишка «Поросята и октябрята»:
«Внешне оно представляется шутейным стихотворением. Но на самом деле оно полно издевательства над октябрятами, над возможностью их общественно полезных поступков. Автору как бы все равно, что октябрята, что поросята. Октябрята так и говорят /встретив грязных поросят и решив их выкупать/:
«Будет им у нас не плохо,
В нашей радостной семье.
Мы… Да здравствует эпоха!
Получайте по свинье».
Октябрята вымыли поросят, но те снова ринулись в грязь и октябрята, ловя их, сами очутились в грязи.
…
И теперь при солнце звонком
В мире сосен и травы
Октябренок над свиненком,
А свинья над октябренком,
Все смеются друг над другом
И по своему правы.
Так кончается это издевательское, под маской невинной шутки, стихотворение.
Следует отметить, что в одном из вариантов этого стихотворения, октябрята называются по именам, причем это — имена подлинных людей; например — берется имя помощника Областного Прокурора т. Н. СЛОНИМ:
«Тут, конечно, Нёмка СЛОНИМ
Закричал: «Пойдем, догоним…»
Тоже в лужу
«Караул!»
И по шею утонул».
Каверзный смысл стихотворения от этого становится еще злее».
Но в целом Лесючевский препарировал Корнилова в нужном русле, показывая, что для советской власти «пациент мертв».
«Таким образом, я прихожу к следующему заключению.
1/ В творчестве Б. КОРНИЛОВА имеется ряд антисоветских, контрреволюционных стихотворений, клевещущих на советскую действительность, выражающих активное сочувствие оголтелым врагам народа, стихотворений, пытающихся вызвать протест против существующего в СССР строя.
2/ В творчестве Б. КОРНИЛОВА имеется ряд стихотворений с откровенно-кулацким, враждебным социализму содержанием.
3/ Эти стихотворения не случайны. Однозвучные с ними мотивы прорываются во многих других стихотворениях КОРНИЛОВА. Это говорит об устойчивости антисоветских настроений у КОРНИЛОВА.
4/ Б. КОРНИЛОВ пытается замаскировать подлинный контрреволюционный смысл своих произведений, прибегая к методу «двух смыслов» — поверхностного для обмана и внутреннего, глубокого — подлинного. Он по сути дела применяет двурушнические методы в поэзии».
Следующую развернутую рецензию критик дал на Заболоцкого. У меня нет задачи анализа творчества литературоведа, просто бросается в глаза, что лиричный наследник Есенина Корнилов Лесючевского не на шутку зацепил. Он буквально загоняет его, вырывая куски мяса, им владеет азарт. А вот к обэриуту Заболоцкому Лесючевский, скорее, равнодушен. Тот для него слишком сложен, рафинирован, неинтересен. Статья «О стихах Н. Заболоцкого» написана без драйва, с аккуратными аргументами убийственных характеристик.
В феврале 1939 Заболоцкий осужден. Сразу начались хлопоты об освобождении. В Прокуратуру полетели письма Антокольского, Зощенко, Каверина, Фадеева, Шкловского, Чуковского. Следователь прокуратуры Ручкин впечатлился. В январе 1940 он вызвал Лесючевского и раскрыл карты: дело Заболоцкого надо пересмотреть. Не может ли Лесючевский смягчить формулировки статьи?
Не на того напал. Смягчить формулировки значило для литературоведа признать свое двурушничество, меж тем как ощущал он себя солдатом партии. Лесючевского можно обвинять в чем угодно, но в последовательности ему не откажешь. Он не только не переписал статью, он накатал донос на Ручкина. Заболоцкий остался сидеть.
А Лесючевский работать на воле. Он побывал замом главного редактора журнала «Стройка», редактором журнала «Звезда». В войну дослужился до майора. Получил орден Красной Звезды.
После возвращения из ссылки Заболоцкий столкнулся с Лесючевским в ресторане Клуба писателей. Хотя ресторан был полупустым, Лесючевский подсел пообедать за его столик, предварительно спросив разрешения. Оба прекрасно понимают, кто есть кто, и выдерживают поединок, в полном молчании отобедав.
Заболоцкий потом сказал друзьям: «Вот и решайте сами психологическую задачу: зачем ему понадобилось подсаживаться ко мне? По-видимому, ему хотелось убедиться воочию, что я не призрак, и даже настолько реален, что ем суп».
Даже после отсидки, даже после смерти, Заболоцкий оказался от Лесючевского зависим. В 1951 году того назначили главным редактором издательства «Советский писатель». На посту этом Лесючевский яростно стремился выбросить из плана книги Заболоцкого, Ахматовой, Пастернака, а когда они, искореженные цензурными придирками, все же выходили, горестно констатировал: «Врагов издаем!».
Естественно, либералы начали против Лесючевского атаку, требуя выгнать его с руководящего поста и из Союза Писателей.
Дошло до лобовых столкновений.
В феврале 1962 в Большом Театре состоялось заседание по случаю 125-летия со дня смерти Пушкина. Лесючевский сидел в президиуме. Пушкинист Оксман во всеуслышание поинтересовался: «А товарищ Лесючевский здесь от чьего имени? От имени убийц поэтов?»
В документе о реабилитации Корнилова красуется черным по белому: «Экспертное заключение о стихах Бориса Корнилова (принадлежащее неизвестному нам лицу)…», даром что под заключением никуда не делась подпись ее автора.
Это был знак: система сдавать Лесючевского отказалась, считая, — хватит и показушного исключения на целый год из Союза Писателей доносчика Якова Эльсберга (СТУКАЧ). Тот даже в партии не состоял, можно и поучить.
А Лесючевского в 1964 повысили до директора издательства «Советский писатель», на коем посту он пробыл рулевым 14 лет, до самой смерти.
Бессильно наблюдая на склоне лет, как обретают бессмертие Заболоцкий, Корнилов, Пастернак, Ахматова…
