СУДЬБА ПОЭТА МЕЛЕХИНА: ПИСАТЬ СТИХИ ЗА ДРУГИХ. ПРОЧЕСТЬ СВОЙ НЕКРОЛОГ. ВЫБРОСИТЬСЯ ИЗ ОКНА
КАРТИНКА С САЙТА mypresentation.ru
Павел Мелехин (1939-1983) поэтом был, на мой взгляд, небольшим, а человеком большим очень. Есть люди, которых мир зажимает в рамки, пытается навязать им угрюмые правила социализации, а они в сопротивлении своем доходят до чудачеств, накликая трагедию.
Мелехин прогремел в литературных кругах когда про него, живого, напечатали в «Литературке» некролог.
В итоге самоубийственно выбросился из окна.
У Павла был вариант биографии, который привечали в приемных комиссиях Литературного института. Деревенский — закончил геологоразведочный техникум — работал в Сибири — прошел школу районной газеты.
Диссонансом к плакатности выглядит год тюрьмы за пьяный кураж: будущий поэт разбил магазинную витрину.
В институте Мелехин очутился на одном курсе с Горбовским и Рубцовым, эти ребята и стали образцом для его творческого поведения: безудержная удаль, презирающая начальство.
Говоря о Мелехине, попадаешь в раешный балаган, где факты перемешаны с домыслами, и не совсем понятно: было или не было. Но вектор судьбы поэта к пропасти просматривается ясно.
Вопросам же несть числа, никто специально Мелехиным не занимался.
Была ли судимость?
А диплом Литературного института?
Есть сведения, что корочку поэт так и не получил, поругавшись во время ресторанной пирушки с всесильным педагогом Егором Исаевым.
Но вот что несомненно, — первая книга вышла у Мелехина не в родном Воронеже, а в московском издательстве «Советский писатель». «Моими глазами» называлась она. Автору исполнилось 27 лет. Очень неплохо по тем временам для студента из провинции.
Мелехин вошел в профессиональное сообщество поэтов, а вот дальше начались досадные сбои. Причин тому целый букет. И зависть людская, на Мелехина то и дело писали анонимки, ставя блоки для журнальных публикаций. И поведение автора, который продолжал культивировать независимость, игру в природного гения. Главное, все шло как-то медленно, скучно. Мелехин издал еще одну книгу «Эхо» (1967), но и она не удостоилась той славы, которая накрыла Рубцова с Горбовским.
В январе 1971 года в «Литературной газете» появился некролог.
«Воронежская писательская организация и редакция журнала «Подъем» с глубоким прискорбием извещают о преждевременной смерти поэта, члена Союза писателей Мелехина Павла Леоновича и выражают искреннее соболезнование родным и близким».
С этой газетой Мелехин явился в писательскую организацию живехонек. Срочное опровержение дать было нельзя, «Литературка» выходила раз в неделю. Эту неделю Мелехин проходил триумфатором, принимая соболезнования.
Потом появилось опровержение:
«Воронежская писательская организация и редакция Литературной газеты» сообщают, что появившееся в „ЛГ“ № 4 от 20 января извещение относительно Мелехина П. Л. не соответствует действительности, и приносят Павлу Леоновичу Мелехину свои извинения».
Праздник для Мелехина кончился. Большинство знакомых поэта было уверено, что шум вокруг себя он же инспирировал. Здесь опять вопрос — так ли это? Наверху считали — так. Если до похоронного происшествия Мелехина издавали, то после решили не связываться.
Павла толкали в стан диссидентов, но что там было делать ему, — безалаберному, нуждающемуся в постоянной смене впечатлений холерику. Такие его поступки как заявления в СП с просьбой дать визу на выезд в соцстрану продиктованы не стремлением эмигрировать, а (никуда не исчезнувшим) желанием обратить на себя внимание (вот статья про еще одного поэтичного холерика, который сделал бенц на уровне международном — Единственный советский поэт, попросивший политическое убежище в Африке)
Не попав в диссидентский стан (хотя бы из-за исповедуемого патриотизма) Мелехин принялся зарабатывать, чем мог, то есть стихами. Поскольку у него стихов не брали, он продавал их другим поэтам, получая наликом. Николай Старшинов поведал о ходивших слухах, будто Мелехин пишет за воронежского поэта Михаила Касаткина. В разговоре со Старшиновым Мелехин слухи подтвердил, четко обозначив мотивы:
«У меня написаны горы стихов. Они без движения валяются годами — бегать по редакциям, устраивать их в журналы да в газеты, унижаться я не люблю. А жить-то нужно. Да у меня и ребёнок родился, тоже молока просит… Так вот, когда мне до зарезу нужны деньги, я звоню в Воронеж: «Миша, срочно присылай три сотни. А я тебе на эту сумму немедленно вышлю стихи. … Я и не только за него пишу стихи. Ещё, пожалуй, найдется целый десяток человек, которым я продаю их».
Со стороны поэтов, однако, было глупостью связываться с Мелехиным. Неужели они рассчитывали, что этот шелопутный человек будет покрывать их грехи? Бойтесь неуравновешенных, жаждущих хайпа. Они продадут не за миску похлебки, не за тридцать серебряников, а потому что их рот в минуту жизни трудную раздирается зевотой, а душа просит драйва.
Пришел момент и Мелехин представил в издательство сборник, куда понавключал свои стихи, опубликованные другими поэтами. Естественно, его обвинили в плагиате.
Склонявшийся к тому чтобы поверить Мелехину Старшинов, тем не менее, отметил нездоровые тенденции этого парня:
«Он стал писать жалобы во все инстанции, в которых правдивые и горькие факты перемежались с явно вымышленными и невозможными. В одном из писем, копию которого Павел отдал мне, он требовал от очень высоких инстанций не только публикации его стихов, но и присвоения ему звания Героя Советского Союза за смелые разоблачения многих ответственных чиновников Союза писателей!.. Не больше и не меньше — звания Героя Советского Союза».
Закончил Мелехин жизнь, как было сказано выше, полетом из окна собственной квартиры.
Что сказать о его поэзии?
Хорошие стихи у него попадались.
Я с татаркой живу. На двоих
Всё у нас – ликованье и лихо.
Я не мщу ей за предков своих,
За татаро-монгольское иго.
Вижу: ворон сидит на суку,
Клювом ищет на ужин прибавку.
Вижу: пращур её на скаку
На мою ополчился прабабку.
Подхватил и взметнул на седло.
Ловок, шельма: с заезда – невеста!
И без памяти их унесло,
А куда унесло – неизвестно…
Странно как-то: столетья спустя
Я не в бешенстве и не в припадке,
А сижу, представляя шутя,
Похищенье далёкой прабабки.
Видно, впрямь мы метисы уже,
Хоть иными слывём по анкете,
Если нет и местечка в душе
Газавату и прочей вендетте.
Видно, вправду – не желчь и не кровь,
Не пороки, как думать привыкли,
Мы наследуем только любовь,
Остальное – земные прививки!