Виноват ли «Народный писатель Узбекистана», что поэта Осипа Мандельштама посадили?
«Народный писатель Узбекистана» Сергей Бородин (1902-1974), вошел в историю литературы романом «Дмитрий Донской» и скандалом, результатом которого, как полагали некоторые, стал арест русского поэта Осипа Мандельштама.
По материнской линии Бородин происходил из княжеского рода Ингалычевых, отец — потомственный дворянин. Дом Бородиных навещали Блок, Брюсов, Белый, Бальмонт, Клюев, Бунин с Куприным, то есть не исключено, что и Мандельштам заглядывал.
В 1923 году Бородин попал в этнографическую экспедицию в Бухару. Вслед за тем отправился в Самарканд. Им овладела страсть к перемене мест. Бородин побывал на Дальнем Востоке, Казахстане, Таджикистане, Армении.
В литературе дебютировал под псевдонимом Амир Саргиджан, потому и будем так его до поры, до времени называть.
Писал Саргиджан этнографические штучки, используя наработки азиатских путешествий. Книги его спросом не пользовались, и вообще в литературе больше была заметна жена Саргиджана Татьяна Дубинско-Круликовская (1902-1990).
Эта дама любила блистать в обществе и много рассказывала о себе вещей хороших. По ее словам она еще гимназисткой бежала на фронт Первой Мировой, где служила в разведке и стала георгиевским кавалером (в 14 лет что-ли?) Воевала в Гражданскую на стороне красных.
В 1929 вышла ее повесть «В окопах», которую хвалила партийная печать и сам Фадеев. Этого даме было мало, она настаивала, что похвальные слова ей прощелкал и Мандельштам.
С Осипом и Надеждою Мандельштам семейная парочка Бородиных соседствовала в писательском общежитии, вошедшем в историю как Дом Герцена. Сложились вроде нормальные отношения.
Что произошло дальше?
Об этом подробнее прочих рассказала Эмма Гернштейн:
«Внизу рядом с Мандельштамами жил поэт Амир Саргиджан с женой. С ними Мандельштамы были в приятельских отношениях, соседи заходили друг к другу. Но вот Саргиджан взял у Осипа Эмильевича взаймы 75 рублей и не отдавал. Это бесило Мандельштама, денег, конечно, у него уже не было. Стоя по своей привычке у окна и беспокойно разглядывая прохожих, он увидел, что жена Саргиджана возвращается домой, неся корзинку со снедью и двумя бутылками вина. Он закричал на весь двор:
— Вот, молодой поэт не отдает старшему товарищу долг, а сам приглашает гостей и распивает с ними вино!
Поднялся шум, ссора, кончившаяся требованием женщины, чтобы Саргиджан побил Мандельштама. Тот так и поступил, причем ударил и Надю. Мандельштамы потребовали товарищеского суда. Надя расхаживала перед Домом Герцена, демонстрируя свои синяки, и каждому знакомому заявляла с посветлевшими веселыми глазами: «Меня избил Саргиджан, Саргиджан избил Мандельштама…» И когда в Доме Герцена был устроен товарищеский суд, маленькая комната была набита до отказа. Председательствовал Алексей Толстой»
Типичная бытовая ссора, в которой Мандельштам был не так уж и прав. Да, долги надо отдавать вовремя или извинившись, перенести срок, но ведь сам Осип Эмильевич частенько занимал без отдачи. Как сказал Илья Эренбург:
«Да и помимо всего, согласитесь, что кто-кто, а О. Э., сам постоянно не отдающий долги, в роли кредитора, настойчиво требующего свои деньги, — фигура довольно странная»
Ну а еще Саргиджан выразил коллективное бессознательное. Вспыльчивый, нервный, абсолютно нелогичный Мандельштам достал писательскую прослойку. Саргиджан просто первым среагировал на оскорбление, а вообще Осип Эмильевич на кулаки мог нарваться каждый божий день.
Эмма Герштейн писала:
«Чем больше новых стихов он писал, тем чаще его раздражали писатели, постоянно мелькавшие во дворе. Он становился у открытого окна своей комнаты, руки в карманах, и кричал вслед кому—нибудь из них: «Вот идет подлец NN!»
Судилища, наверное, устраивать не стоило. Но ведь Мандельштам его требовал, опять же, а не Саргиджан.
Товарищеский суд состоялся 15 сентября 1932 года. Председательствовал Алексей Толстой.
Семен Липкин рассказывал:
«А.Н.Толстой обращался с Мандельштамом, когда задавал ему вопросы и выслушивал его, с презрительностью обрюзгшей, брезгливой купчихи. Мандельштам вел себя бессмысленно. Вместо того чтобы объяснить, как обстояло дело в действительности, он нервно и звонко, почти певуче, напирал на то, что Саргиджан и его жена — ничтожные, дурные люди и плохие писатели, вовсе не писатели. Присутствующие, будучи того же типа, что и Саргиджан, симпатизировали Саргиджану. Унижая его, Мандельштам задевал и их»
В данном случае, конечно, вырисовывается ситуация гения, решительно говорящего окружающим, кто они такие. Вот только требовать при этом от окружающих понимания абсурдно.
Суд вынес порицание двум фигурантам и обязал Саргиджана выплатить долг немедленно, хотя тот настаивал на формулировке: «выплатить, когда будет возможно». Непонятно, какого решения жаждал Мандельштам, но он не успокоился. Теперь его ненависть переместилась на Алексея Толстого.
Спустя почти два года, в середине апреля 1934 Мандельштам ударил Толстого по лицу, патетично воскликнув: «Я наказал палача, выдавшего ордер на избиение моей жены».
Надежда Мандельштам связывала арест Мандельштама, случившийся в ночь с 13 на 14 мая того же года, с роковой пощечиной.
«Могли арестовать его и за пощечину Толстому. Получив пощечину, Толстой во весь голос при свидетелях кричал, что закроет для Мандельштама все издательства, не даст ему печататься, вышлет его из Москвы… В тот же день, как нам сказали, Толстой выехал в Москву жаловаться на обидчика главе советской литературы — Горькому. Вскоре до нас дошла фраза: «Мы ему покажем, как бить русских писателей»
«Как нам сказали… скоро до нас дошла фраза…» Другие мемуаристы, а пощечина была получена прилюдно, в помещении издательства «Советский писатель», зафиксировали удивление Толстого и его нежелание скандал усугублять.
Вернемся, однако, к Саргиджану. В 1941 году он возвращается к фамилии Бородин и выпускает патриотический роман «Дмитрий Донской».
Бородин писал:
«Я выбрал эпоху, привлекавшую меня с детства, — эпоху Дмитрия Донского, когда шла борьба Руси за свое освобождение от чужеземного ига. Тема складывалась в моем сознании как глубоко современная, более того — злободневная: ведь по Европе уже шли фашисты, захватывая чужие земли, уничтожая чужие культуры».
В издательстве роман шел туго, поскольку Сергий Радонежский был у Бородина героем положительным, а это «возвеличивание церкви». Роман спас, напечатавший его в журнале Фадеев.
В войну «Дмитрий Донской» стал актуальным, будучи изданным до 1945 года девять раз. Бородин получил Сталинскую премию. Всего же до 1991 года увидело свет свыше 20 изданий.
После «Дмитрия Донского» Бородин взялся за роман об Андрее Рублеве, но не смог его вытянуть. Вспомнив молодость, он уехал в 1950 на постоянное место жительства в Узбекистан. Писатель давно задумал эпик о Тамерлане и, наконец, за него сел. «Звезды над Самаркандом» разбухали, разветлялись, потребовав двадцать с лишним лет работы и вместившись в три книги: «Хромой Тимур» (1955), «Костры похода» (1962» и «Молниеносный Баязет» (1973).
Четвертую книгу «Белый конь» Бородин завершить не успел.
Он умер в 1974, за год до того получив звание «Народного писателя Узбекистана».
