31 мая отмечал день рождения Георгий Бурков (1933-1990), актер, у которого наравне с Крамаровым и Вициным сложилась репутация алкоголика. И также как в случае Крамарова с Вициным здесь наличествовал перенос непосредственными зрителями ролей милых выпивох на личность актера.
Буркова как-то все время заталкивало в подполье. Творческие вузы страны выписали черную метку обладателю невнятной дикции, высшее актерское образование Бурков так и не получит. Будет таскаться в вечернюю студию при Пермском драматическом театре, играть в Кемерово, Березниках, не смея даже приблизиться к сценам столичным.
Георгию исполнится 32 года, когда Борис Львов-Анохин возьмет его в театр имени Станиславского.
Вот здесь он и даст жару.
Бурков часто жаловался на репертуар, но если посмотреть на его фильмографию, то выяснится, что жалобы эти не совсем состоятельны.
Было сотрудничество с Шукшиным, в фильмах которого он предстал моральным подонком (вор в «Печки-лавочки», Губошлеп в «Калине красной»). Подонков же играл в «Добряках» у Шахназарова, и в «Амнистии».
Были роли положительного плана, — рядовой в «Они сражались за Родину» Бондарчука, следователь в «Сумке инкассатора» и «Профессия — следователь», техник НИИ «продавший за машину Родину» из «Гаража».
Были роли в классике: «Степь», «Отец Сергий», «Нос», «Хождение по мукам», «Жестокий романс», «Борис Годунов».
И нельзя сказать, чтобы эти роли не запоминались зрителем.
Другое дело, что зритель считал ипостасью Буркова не следователя Бориса Ивановича Антонова («Профессия — следователь»), а ретушера Петю и друга Жени Лукашина Мишу.
Уже первая заметная кинороль Буркова носила отпечаток симпатичного выпивания. Он сыграл ретушера у Рязанова в «Зигзаге удачи» (1968), того самого ретушера, который предлагал пустить весь денежный выигрыш на выпивку.
Режиссер свидетельствовал:
«Когда привели ко мне Георгия Ивановича для знакомства, я сразу поставил «диагноз»: «У него идеальное лицо для роли спившегося русского интеллигента».
Бурков был похож на дядю из соседнего подъезда, живущего как бог на душу положит. Здесь даже дикция, согласен, неканоническая, не мешала, придавая шарм достоверности.
Но что происходило в реальной жизни самого Буркова?
Судя по всему, он, оглушенный свалившейся удачей, поначалу не совсем понимал, где находится и чем столичные подмостки отличаются от провинциальных. Львов-Анохин взял актера, не имеющего профессионального образования, в труппу московского театра, более того, не поставил в годовую очередь за ролями, а задействовал в новой постановке. В пьесе Майи Ганиной «Анна» Бурков получил роль алкоголика Рябого.
И что же?
Не важно почему Бурков накануне премьеры позволил себе лишнего, говорят приехал дружок из Кемерова. Важен результат, а он таков: на собственную премьеру актер явился в таком невменозе, что спектакль пришлось отменить. Из театра Буркова тут же уволили директорским приказом.
Львов-Анохин не хотел терять блестящего актера. Он добился, чтобы парня взяли на испытательный срок. Выдержит, — примем обратно! Сорвется еще раз, — пошел вон! При этом, в штат Буркова не возвратили. Весь испытательный срок он работал как бы на общественных началах. Зарплату ему Львов-Анохин выдавал из своего кармана.
Правда, вдова Буркова свидетельствует: «Да, он выпивал, но никогда не сорвал ни один спектакль, кто бы и что ни говорил».
Зато чуть не сорвал собственную свадьбу и это уже по рассказам самой вдовы.
«В загсе его еще сильнее развезло, настроение у меня — ужасное. Когда сказали: «Жених, можете поцеловать невесту», Жора стал на меня падать! Он же выше меня намного. Я его поддержала, тетка из загса сделала безумные глаза, а он, поняв, что падает, стал меня обнимать, схватил в охапку. Это сейчас я весело рассказываю, а тогда мне не до смеха было. Я же сбежала с собственной свадьбы».
Не знаю, как быстро Бурков взялся за ум, но адаптироваться ему пришлось. Если ты срываешь свой премьерный спектакль в столице, а потом падаешь на собственной свадьбе это еще немного, еще чуть-чуть и дальше — тишина… могильная.
В 1973 Бурков заносит в дневник:
«Вот уже скоро месяц, как меня лечат от хронического алкоголизма. Лечат все. Начиная от жены и кончая доктором К., общепризнанным авторитетом на алкогольном фронте».
По дневнику, изданному под названием «Хроника сердца», можно судить, что актер перешел от практики потребления алкогольных напитков к теории. И правильно сделал.
«Жизнь алкоголиков очень близка к жизни животных. В хорошем смысле. С утра они, милые, заняты поисками выпивки. Выпьют – пошли разговоры приятные или неприятные – все равно не настоящие. Игра в человеческую жизнь: с проблемами, с заботами, с радостями. Потом опять поиски. И так весь день».
Бурков верно заметил, что мчаться по дороге, где рассыпаны призы в виде денег и орденов ему мешают «юмор и водка».
На марафон по дорожке благ земных он так и не выйдет, а вот с водкой завяжет.
Только с юмором завязать не получится, отчего окружающие так и не поймут, что с водкой актер завязал. Травя в перерыве между съемок алкогольные байки Бурков поневоле продолжал работать на репутацию выпивающего человека.
Все это приводило к обидным казусам. Накануне зарубежных гастролей МХАТа Бурков получил чистоплюйный совет вести себя за границей хорошо, ведь за него поручились в райкоме.
В гневе он из театра ушел.
В 1990 Буркову предложили главную роль в экранизации «Москва-Петушки» по Ерофееву.
Сыграть он ее не успел.
В июле 1990 Бурков потянулся за книгой, встав на журнальный столик (такой с колесиками). При падении ударился, вызвав осколочный перелом в бедре. Из-за перелома оторвался тромб, закупорив легочную артерию.
В больнице, куда доставили Буркова, не было нужной аппаратуры дабы заметить, что тромб оторвался.
Тромбоэмболия…
Спасти актера не удалось.
Светлая память!
