В последний день 2004 года ушел из жизни Денис Новиков (1967-2004), один из лучших поэтов России, в одночасье обнаруживший, что дар его никому особо не требуется.
Для того чтобы понять трагедию Новикова надо знать контекст времени, к которому парень оказался привязан.
Новиков пришел в поэзию, когда та, казалось, переживала ренессанс. Еще работала система Союза Писателей, поэтические сборники издавались десятитысячными тиражами, на гонорар за книжку можно было кутить несколько лет. Это с одной стороны, а с другой — возвращались имена Гумилева, Георгия Иванова, Ходасевича; поднимали голову метаметафористы Парщиков и Жданов; выходило из подполья задержанное поколение Гандлевского и Кибирова; Софронов с Егором Исаевым сбрасывались с корабля современности.
Казалось, — после десятилетий приспосабливания начинается настоящее, истинное.
Мы тогда все так обманывались.
Одаренный юноша Новиков сразу обратил на себя внимание.
Сегодня играем в четыре губы
весь вечер. Какая метель на дворе!
Гленн Миллер — архангел блестящей трубы,
с небес позавидует нашей игре.
И волос, мешающий пить языку,
подброшенный в воздух, летящий как звук,
немало видавший волос на веку
Гленн Миллер подхватит и спрячет в мундштук.
Гленн Миллер, когда мы отправимся спать
под фиоритуры блестящей трубы,
как тонкий ценитель, позволь нам опять…
До следующей встречи… В четыре губы…
Довольно быстро он стал звездой. Новикову покровительствовал Евтушенко, его носили на руках в Литературном институте. Вышел сборник «Условные знаки».
В свои едва за двадцать парень стал участником театра поэтов «Альманах» наряду со старшими товарищами Приговым, Гандлевским, Кибировым. С 1987 по 1991 эта группа объездила с концертами весь Союз и даже в Лондон выбиралась. Подводя итоги зарубежной поездки, Новиков признался: «Теперь я просто счастлив!».
И здесь мы подходим к констатации факта, что такая ранняя слава сформировала у молодого поэта совершенно ложный посыл, будто стихи нужны всем и всегда. Годами пребывающие в подпольной резервации старшие товарищи Кибиров с Приговым не смогли объяснить Новикову на пальцах почему это не так. С «Альманахом» Новиков разошелся.
Говоря «Теперь я просто счастлив!» Денис не лукавил. Для счастья имелись веские причины. В Лондоне он познакомился с Эмили Мортимер. Сейчас это актриса известная всему миру по таким фильмам как «Матч-пойнт», «Остров проклятых», «Хранитель времени»…. Тогда же Эмили была студентка Оксфорда из хорошей семьи. Влюбившись в русского поэта, девушка добилась стажировки в Москве, а затем уговорила Дениса пожить в Лондоне.
Эмили входила в аристократический круг. Именно она познакомила Новикова с Иосифом Бродским и Салманом Рушди. Впечатленный стихами молодого поэта Бродский написал предисловие к его второму сборнику «Окно в январе».
Но для аристократического семейства Мортимер русский поэт оказался слишком диковинным. Помолвка расстроилась. Денис не сильно унывал, попытавшись жениться на другой англичанке. И хотя та родила ему дочь, все равно вернулся в Москву.
Вернулся в другую страну, где изменилось буквально все, разве что Кремль стоял на прежнем месте.
Как писал Виктор Куллэ:
«Важно понять, что Денис уезжал из страны, в которой колбаса стоила 2,20, батон белого 16 копеек, а проезд на метро пятачок. В которой поэт был «больше, чем поэт». А вернулся в зазеркалье 90-х. Дело даже не в деньгах: на довольно смешную сумму случайных гонораров в валюте можно было просуществовать вполне сносно. Но воздух времени изменился необратимо — и это Денис почувствовал одним из первых».
Почувствовал. И не принял. Вот характерный отрывок из стихотворения: «Долетит мой ковер-самолет…»
Тот и царь, чьи коровы тучней.
Что сказать? Стало больше престижу.
Как бы этак назвать поточней,
но не грубо? — А так: НЕНАВИЖУ
загулявшее это хамьё,
эту псарню под вывеской «Ройял».
Так устроено сердце моё,
и не я моё сердце устроил.
Самое трагичное для Новикова протест его не вел, как прежде в андеграунд, а попросту остался незамечен. Ори, сколько хочешь.
Денис все понимал:
«Я не думаю, что стихи вернут свою былую славу, былую престижность. В 60-е годы поэзия – это был глоток свободы. Это было явление не совсем художественного порядка. А сейчас… Русская поэзия – как Советский Союз. Вчера это казалось незыблемым. Сегодня флаг спустили. Мы же все знали всегда, что на западе давно стихи не читают. А у нас читают, потому что мы – другая страна. И вот в этом смысле мы вдруг стали таким же западом. Грубо говоря, в этой стране перестали читать стихи так же неожиданно, как изменилась экономическая система».
В, прямо скажем, непростой ситуации Новиков отказался вписываться в литературный бомонд, что вполне объяснимо, — он уже там вдоволь напобывался и ему не понравилось.
Исподволь накатывала та самая тоска, сгубившая, имхо, Есенина с Борисом Рыжим. Вот ты лез-лез на вершину, совершенствовал мастерство, а добившись всего, выяснил, что принципиально ничего не меняется. На вершине холодно, но треба держать марку, лыбиться под завистливыми взглядами ждущих твоего падения. Денег стихи не прибавляют, жена куксится («Если ты такой талантливый, то почему такой бедный»), а писать стимула все меньше.
Отсюда недалеко до саморазрушения.
Даже близкие Денису люди признают, что алкоголь и трава занимали в его жизни места чересчур.
Он выпустил еще две книги «Караоке» (1997) и «Самопал» (1999) после чего замолчал.
Музыка прекратилась.
Умер Денис Новиков вдалеке от России, в Израиле, в переломном для поэта возрасте 37-ми лет.
Приведу напоследок мое любимое его стихотворение «Россия».
Ты белые руки сложила крестом,
лицо до бровей под зелёным хрустом,
ни плата тебе, ни косынки –
бейсбольная кепка в посылке.
Износится кепка — пришлют паранджу,
за так, по-соседски. И что я скажу,
как сын, устыдившийся срама:
«Ну вот и приехали, мама».
Мы ехали шагом, мы мчались в боях,
мы ровно полмира держали в зубах,
мы, выше чернил и бумаги,
писали своё на рейхстаге.
Своё – это грех, нищета, кабала.
Но чем ты была и зачем ты была,
яснее, часть мира шестая,
вот эти скрижали листая.
Последний рассудок первач помрачал.
Ругали, таскали тебя по врачам,
но ты выгрызала торпеду
и снова пила за Победу.
Дозволь же и мне опрокинуть до дна,
теперь не шестая, а просто одна.
А значит, без громкого тоста,
без иста, без веста, без оста.
Присядем на камень, пугая ворон.
Ворон за ворон не считая, урон
державным своим эпатажем
ужо нанесём – и завяжем.
Подумаем лучше о наших делах:
налево – Маммона, направо – Аллах.
Нас кличут почившими в бозе,
и девки хохочут в обозе.
Поедешь налево – умрешь от огня.
Поедешь направо – утопишь коня.
Туман расстилается прямо.
Поехали по небу, мама.
