Как историк Соколов стал убийцей задолго до рождения аспирантки Ещенко
Историк Олег Соколов — личность скандально известная — выпустил свое «De Prófundis» с патетичным безвкусием озаглавленное «Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти».
Понимаю, что большинство в этих мемуарах заинтересуется перипетиями взаимоотношений доцента с аспиранткой Ещенко, сыгравшей в жизни уважаемого человека роковую роль, тем самым, не побоюсь прогноза, обеспечив Соколову и трудам его бессмертие. Вот увидите, многих, многих забудут, Соколовым же будут интересоваться, пока земля еще вертится. Как пить дать забахают сериальчик о большой любви, напишут документальные исследования и женские романы, найдут в убийстве большую руку заговора, объявив убийцу жертвой.
Вот как раз для связки «убийца = жертва» и затеял Соколов мемуары. Исторический реконструктор переквалифицировался в реконструктора реальности, рисуя удобную ему схему происшедшего. Соколов не то чтобы убедителен, но, должен заметить, здравомыслящ, возводя из вводных данных, от которых нельзя отмахнуться, свою версию событий.
Не буду разбирать, как именно видит убийство аспирантки Соколов, ибо не понимаю — это его выстраданная позиция, или адвокатская стратегия.
Поговорим лучше о первом уголовном деле Соколова, которое было вызвано гибелью ученого Владимира Сорокина.
Увлечение исторической реконструкцией привело выпускника Ленинградского политеха Олега Соколова в морской исторический клуб Ленинграда, которым с конца 1960-ых руководил энтузиаст парусного флота Рудольф Пожогин. В свободное время члены клуба на Крестовском острове реконструировали деревянные баркасы в суда Петровской эпохи.
Летом 1980 на воде покачивались фрегат и шмак. Эти суда удачно «снялись» в фильме Сергея Герасимова «Юность Петра» и киношники зафрахтовали их вместе с обслуживающим экипажем на многосерийку «Россия молодая» (ПОЧЕМУ НАДОЛГО ПРОПАЛ ИЗ КИНО ДМИТРИЙ ЗОЛОТУХИН).
Суда предстояло провести из Ленинграда в Приморск.
Олега назначили командиром фрегата, поскольку буквально накануне похода исполняющий эту обязанность «угрюмый молодой человек» (такова характеристика данная ему Соколовым), поссорился с Пожогиным и ушел.
По словам Пожогина, Соколов принес документы о прохождении курсов вождения, однако Соколов упоминает, что изучал морское дело в школьном кружке при Дворце Пионеров, а так до всего дошел сам, научившись за пару месяцев управлять кораблем. Во всяком случае, в ряде учебных маневров парень показал себя хорошо.
Первый день плавания прошел без эксцессов. Заночевали в гавани форта «Обручев». А вот утро 5 июля 1981 года встретило прохладой.
Соколов явился за приказаниями на флагманский корабль к Пожогину. Тот решил — сейчас выходить нельзя, погода дрянь. К полудню стало ясно — надвигается шторм. Единственный, кто настаивал на продолжении путешествия, был, как аттестует его Соколов, «пренеприятнейший тип, зам. директора картины по фамилии также не очень красивой, Райх», повторявший «хриплым противным голосом»: «Деньги! Деньги!»
По версии Соколова, Пожогин послушался, и послушался слепо, не взяв у пренеприятнейшего типа письменных указаний на выход.
Вот только сам Пожогин, упоминает, что Соколов принял сторону Райха, крича: «Что мы, не моряки? Мы любой шторм можем покорить!»
Когда же суда попали в шторм поведение Соколова, по мнению Пожогина, было как минимум непрофессиональным.
«Ему была важна романтика, а не безопасность. Он ощущал себя на корабле как в средние века. Начал расставлять паруса, открывать затворы на люках. Потом нам рассказали, что он хотел создать экзотическую ситуацию. На палубу пошла волна, трюм затопило. А он даже не обращал на это внимание, не откачивал воду. Кричал, что мачту надо отрубить. Видимо, в фильмах видел. Зачем ее рубить? И корабль пошел ко дну».
По Соколову все было не так просто. Шмак Пожогина ушел далеко вперед, молодой капитан остался без приказов. Он просто растерялся, но мужественно, под матросские шутки, продолжал бороться со стихией, о чем до сих пор вспоминает с гордостью.
Шмак повернул назад и пришел на помощь, когда фрегат уже уходил под воду. И здесь, как говорит Пожогин:
«Соколов в первую очередь стал спасать свой чемоданчик с антикварными подсвечниками. Схватил его и первым прыгнул на шлюпку. Поплыл один, не стал никого спасать».
Это поведение слишком укладывается в концепцию кинематографического злодея, потому больше верится Соколову, который ни о каком чемоданчике не упоминает, зато упоминает как вплавь добрался до ялика, идущего за фрегатом на буксире, перерубил канат, после чего втащил всех членов экипажа в спасательную шлюпку, а шмак Пожогина подошел только через полчаса после затопления фрегата.
Утонул не только фрегат. Один человек из пятнадцати пропал с концами. Это был 29-летний Владимир Сорокин.
Пожогин говорил:
«Подростки рассказали, что 29-летний ученый Владимир Сорокин запутался в снастях, его пытались вытащить, но не смогли. Просили Соколова: «Помоги», но он прыгнул в шлюпку и уплыл. Вот такой капитан корабля. Подростки были взбешены. Они хотели его повесить за это. Но я не дал, запретил им его трогать. Думал, все по закону решим».
«Хотели повесить» — это сильно. Вот был бы резонанс!
О смерти Владимира Сорокина Соколов в мемуарах лишь упоминает, никак себя с ней не связывая. Вода виновата.
Жена Пожогина Ирина Федорова вспоминает, что с самого начала у Соколова не было никаких нравственных мук (может потому, что и не был он виноват?)
«Он легкомысленно отнесся. Даже не сразу извинился перед матерью Владимира. А когда понял, что дело пахнет судом, побежал за помощью к папочке – полковнику. В деле потом каким-то образом появились подставные свидетели. Получилось, что Соколов чистый и пушистый. Свалил все на руководителя клуба, говорил, что его заставили вести корабль»
Заставили или не заставили, — не та постановка вопроса. Без приказа Пожогина никуда бы корабль Соколов не повел. Следовательно, приказ был. Следовательно, отвечать Пожогину.
Он и отвечал, наравне с Соколовым.
Было заведено уголовное дело.
Что касается дальнейших съемок «России молодой» — палубу, имитирующую корабль, построили из военных понтонов, которые используются для наведения переправ. На ней и снимали большую часть батальных морских сцен. Но и Пожогина с его шмаком киношники не отпустили. По свидетельству Соколова, Пожогин опять пошел у коварных на поводу. За работу без договора ему обещали заплатить и спасти в суде. Ничего ни Пожогину, ни его команде не заплатили. Соколов оказался при последнем разговоре руководителя клуба с киношниками, когда один из них «самый толстомордый и мерзкий» просто грубо от бедолаги отмахнулся.
Суда тоже избежать не удалось. 1 марта 1982 года Соколову и Пожогину был вынесен приговор по статье 213 УК РСФСР (нарушение действующих на транспорте правил об охране порядка и безопасности движения, если это повлекло гибель людей). Соколов получил два года условно, Пожогин – три.
Позже с обоих судимость сняли.
Но ведь и дело Пожогина погибло. Морской клуб расформировали, и целые годы прошли прежде чем Пожогин вернулся в реконструкцию. Это и не дает ему забыть давнюю историю, которую предпочел бы забыть Соколов, неизменно отзывающийся на мемуарных страницах о Пожогине с пиететом.
