Юрий Домбровский (19089-1978), писатель, прошедший сквозь сталинские лагеря и вынесший оттуда роман «Факультет ненужных вещей».
Всего Домбровского арестовывали четыре раза. Первый раз, в 1933 году, ограничились ссылкой в Алма-Ату. Второй раз, в 1936, Домбровский несколько месяцев отсидел в изоляторе. Третий арест отправил его на Колыму.
Четвертый раз Домбровского арестовали в 1949.
И здесь мы подходим к личности Ирины Стрелковой, которая дала против писателя показания.
Вот о ней поговорим подробнее.
Выйдя из колымских лагерей в 1943 году, Домбровский вновь очутился в Алма-Ате. Там он познакомился с милой девушкой Ирой, которая попала в Казахстан в эвакуацию, но не просто так, а как собственный корреспондент «Пионерской правды». Попутно Ира училась на факультете журналистики Алма-Атинского универа.
Она сошлась с другом Домбровского Алексеем Брагиным и переехала к молодому человеку в общежитие.
Вот что вспоминал Домбровский:
«Вдруг в нашем общежитии появилась эта очень энергичная пробойная молодая белоглазая женщина. Она была умна, остроумна, с ней было интересно разговаривать, и эта встреча, как ни смешно звучат эти слова ныне, была светлым лучом в моем темном и тесном мире. Я часами мог разговаривать с ней. Она очень много знала такого, о чем я не имел понятия. У нее были прекрасные книги, и самое главное — у нее был Хемингуэй»
Отношения с Брагиным разладились, Ирина общагу покинула.
Иногда она сталкивалась с Домбровским в Союзе Писателей, неизменно радостно приветствуя. Что заставило эту начинающую литераторшу вдруг обрушиться на коллегу? Что-то да заставило. Всем известны методы репрессивного государства. Притянуть можно каждого. Угрозой ареста, опять же. Или ареста близких.
Я Стрелкову не оправдываю. Я ее понимаю.
Хотя сам Домбровский понимать отказывался, утверждая: «Она сама напросилась в свидетели. Она подала заявку на мою голову»
Так или иначе, а 23 марта 1949 года Ирина дает показания:
«Домбровский в прошлом судим за антисоветские преступления, отбывал наказание на Колыме, о чем он говорил в среде своего окружения и мне лично. С политической стороны в настоящее время Домбровского можно охарактеризовать по его поведению в быту и некоторым его высказываниям несоветским человеком. Во-первых, этот человек морально разложился. Для него абсолютно не существует, я бы сказала, облика настоящего советского человека по его поведению и жизни, причем ко всему настоящему он относится с большим пренебрежением»
1 июня 1949 состоялась очная ставка Домбровского и Стрелковой. Сказать, что писатель был удивлен, значит, ничего не сказать.
«Однажды меня привели утром, и я увидел Стрелкову! Честное слово, это было самое удивительное за эти три месяца. Я обалдел и не понимал — она-то тут при чем? Я смотрел на нее как баран на новые ворота. «Рот-то закрой!» — усмехнулся следователь. «В каких отношениях вы со свидетельницей?»
Я пролепетал, что в нормальных. «Так,— сказал он,— а теперь, Ирина Ивановна, расскажите нам о Домбровском».
Она не краснела, не потела, не ерзала по креслу. С великолепной дикцией, холодным, стальным, отработанным голосом диктора она сказала:
— Я знаю Юрия Осиповича как антисоветского человека. Он ненавидит все наше, советское, русское и восхищается всем западным, особенно американским»
Когда Домбровский напомнил, что Хемингуэя в симпатии к которому он был обвинен, получил от Стрелковой, дама тут же обвинила его во лжи.
«-А как он вообще относится к русской литературе? Ну, к Тургеневу, к Толстому? — продолжал интересоваться следователь…
-Отвратительно, — выговорила Стрелкова, — он однажды так сказал скверно о Тургеневе, что мне даже стало неприятно. Я повернулась и ушла от него и потом сказала в одном обществе, что теперь понятно, для чего это говорилось!»…
«Помню, тогда я подумал:
«Как держится! Как сидит! Да! Эту бы никакой детектор лжи не взял бы, здесь у нее все крепко».
— Так что же такое я сказал о Тургеневе? — спросил я просто из одного интереса. Она даже не стала ничего выдумывать. (Тургенев один из самых любимых моих писателей, и тут уж выдумывать просто пришлось бы.) …
— Не знаю, — сказала она небрежно, — но что-то очень и очень скверное».
На самом суде Стрелкова отсутствовала, скрывшись за справкой о декрете. Но показания ее использовались, как самые точные.
«Ирка от усердия выпрыгивала из юбки», — говорил Домбровский.
На основании ее показаний он получил десять лет лагерей.
Стрелкова же продолжила ковать литературную карьеру. Нашла она себя достаточно поздно, в возрасте сильно за сорок.
Массовыми тиражами были изданы правоверные книги для подростков «Меч полководца» (про Фрунзе) и «Огонь-девчонка» (про какую-то казахскую комсомолку, варианте Павлика Морозова). Писала она для школьников и детективы: «Похищение из провинциального музея», «Шах помидорному королю». В серии «ЖЗЛ» выпустила биографию Валиханова.
Ее «высокоморальные», а по сути, дидактические рассказы вызвали у Домбровского гнев. Когда вышла очередная книжка Стрелковой, он обратился с открытым письмом к автору предисловия Сергею Антонову («Дело было в Пенькове»). Там он подробно изложил, почему Стрелкова не может кого либо учить нравственности. На Западе письмо вышло с припиской: «Всем честным людям».
После перестройки Стрелкова очутилась в стане русофилов. Долгое время ее деятельность была связана с журналом «Наш современник», в редколлегию которого она вошла. Кроме того, возглавляла московское отделение Литературного фонда.
1 июля 2006 года скончался Сергей Викулов, редактор, при котором «Наш современник» на десятилетие стал толстым советским журналом №1. Стрелкова поехала на его похороны. При переходе улицы ее сбил мотоцикл.
И все…
Литературное забвение.
Книги Стрелковой не переиздаются.
Меж тем, как недавно нашли и издали еще один роман Домбровского «Рождение мыши».
Он пребывает в литературном пантеоне навечно.
